Быль или небыль
Рассказ «Анафема» написан А.И.Куприным в январе 1913г. в Гатчине (предместье Санкт-Петербурга). Впервые опубликован в развлекательном журнале «Аргус» ( 1913, № 2, 7 февраля) и в газете «Одесские новости» (10 февраля 1913г.). Вскоре после выхода в печати рассказ был запрещен царской цензурой как подрывающий устои российского православия.
Тираж журнала по постановлению Петербургского окружного суда сожжен. В том же году, в обход этого запрета, Куприн включил рассказ в десятый том своего Собрания сочинений, печатавшийся «Московским книгоиздательством». Московский цензор не знал о постановлении Петербургского окружного суда и выпустил в свет десятый том, тираж которого почти весь попал в книжные магазины и лавки. Однако, вскоре первый выпуск этого тома был конфискован по приказу московского градоначальника. Во втором издании десятого тома текст рассказа «Анафема» уже просто вырезали. В последующих изданиях этого тома на одной из страниц печаталось только заглавие рассказа, а под ним . до низа страницы шли линии из точек. Лишь в 1920г. рассказ «Анафема» был вновь опубликован в сборнике «Звезда Соломона», изданном книгоиздательством «Библион» в Гельсингфорсе (Финляндия).Колоритна история создания рассказа «Анафема». Фабула произведения навеяна зорким и жадным зрением (наблюдением) писателя отдельных житейских фактов и их оформлением его литературным мастерством в единый сюжет. По высказываниям самого Куприна, сочинительство «Анафемы» случилось как сплетение собственных воспоминаний мимоходом увиденного у протодьякона Гатчинского собора Амвросия тома сочинений Л.
Н. Толстого и личных впечатлений об этом гениальном русском писателе и громадной мудрости человеке.С протодьяконом Куприн был близко знаком и его поразило, что священнослужитель держит у себя в доме и читает книгу отпавшего от церкви всемирно известного графа –писателя и философа. К Льву Толстому Куприн испытывал величайшее душевное благоговение и глубокое восхищение его интеллектуальной мощью. Самым любимым литературным произведением Толстого Куприн называл его повесть «Казаки». Он её многократно перечитывал, делал в книге закладки наиболее ярких запоминающихся страниц и характерных эпизодов.Через всю жизнь Александр Куприн пронес глубокий, восторженный интерес к творчеству Льва Толстого и огромное уважение к его гражданскому величию. Он неоднократно и открыто негодовал по поводу «Определение Святейшего Синода от 20-23 февраля 1901г. о графе Льве Толстом». Куприн считал этот церковный акт прямым оскорблением и унижением достоинства прекрасного русского человека и великого патриота. В 1908г.,когда в царской России собирались отметить 80 лет со дня рождения Л. Н. Толстого, Куприн категорически отказался участвовать в юбилейной суете. Он писал: «Да что это за юбилей писателя в стране, где его печатно и с амвонов церквей осыпают площадными ругательствами!». Александр Иванович намеревался по-своему, как художник литературы, выразить протест на лицемерие Церкви.
Однажды Куприн вспомнил о книге Льва Толстого в доме знакомого священнослужителя. Тогда-то писатель замыслил сотворить необычную историю, как во время богослужения с амвона некоего храма вопреки установлению Синода прозвучали слова признания чести и величия графа - литератора и мыслителя, отринутого церковью. Упомянутый протодьякон Амвросий стал прототипом главного персонажа рассказа «Анафема» - отца Олимпия. Творческим писательским наитием Куприн представил, будто под впечатлением от чтения несравненно талантливой, высокохудожественной, наполненной светлым и прекрасным человеческим духом прозы Льва Толстого у протодьякона пробудились искреннее волнение и теплые мысли об этом чудесном и совершенном человеке. В сознание Олимпия Куприн вложил собственное восторженное отношение к Толстому. Протодьякону граф-писатель предстал близким к простым людям, ему были понятны их чувства, мысли и поступки. По усмотрению сочинителя, Амвросий- Олимпий самозабвенно увлёкся повестью Толстого «Казаки». Особенно его потрясла сцена беседы казака Ерошки с ночными бабочками, летевшими на пламя костра. «Это чтение взбудоражило стихийную протодьяконскую душу. Три раза подряд прочитал он повесть и часто во время чтения плакал и смеялся от восторга, сжимал кулаки и ворочался с боку на бок своим огромным телом. Конечно, лучше бы ему было быть охотником, воином, рыболовом, пахарем, а вовсе не духовным лицом». Именно прекрасные жизнеутверждающие строки из повести «Казаки» всплывали в памяти и путались с мёртвыми словами древних церковных требников, когда отец Олимпий зачитывал молитвы во время праздничного воскресного богослужения в храме. Мысленная словесная дуэль между анафематствующими догмами церковного требника и возвышенной прозой «Казаков» заканчивается победой толстовской правды. Стоя на кафедральной трибуне, Олимпий, теперь уже по внутреннему убеждению, не мог произнести слова проклятий, уготованные церковным начальством отлучённому Толстому. Вместо них протодьякон во всю силу своего могучего баса торжественно провозгласил: « Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву... Многая ле-е-е-та-а-а-а». Так непроизвольно, Олимпий донёс до прихожан своего храма и прилюдно выразил личный внутренний протест против поругания Синодом от имени Церкви светлого в душе и помыслах великого человека , гениального знатока и отобразителя мирской жиэни, каким являлся Лев Толстой.
Мало кто знает, что по ходу публикации рассказа «Анафема» А.И. Куприн переделал его окончание. В первом (февраль 1913г.) варианте, сойдя кафедры после завершения церковного песнопения, отец Олимпий ослеп от физического (голосового) и эмоционального перенапряжения. Он покидал храм, «спотыкаясь, беспомощный, точно уменьшившись в росте наполовину». Получалось, что за свой нравственный подвижнический подвиг протодьякон расплатился здоровьем. После того как рассказ подвергся цензурным преследованиям, раздосадованный и явно уязвлённый Куприн, явно в знак протеста против репрессии властей, решил усилить антицерковный пафос своего литературного произведения. Он полностью изменил концепцию концовки рассказа - она стала иной. Теперь, в момент наивысшей кульминации действа Олимпий гордо, с поднятой головой, зрячий и торжествующий выходил из храма, возможно, чтобы больше в него уже не возвращаться. Наполненный силой самосознания, данной ему Толстым, «он шёл по церкви, возвышаясь целой головой над народом, большой, величественный и печальный, и люди невольно, со странной боязнью, расступались перед ним, образуя широкую дорогу….А он пошел дальше, необъятно огромный, черный и величественный, как монумент». В этом конечном варианте рассказ «Анафема» Куприн летом 1913г. включил в 10 том своего собрания сочинений, который власти также уничтожили.
Примечательный и игнорируемый факт. Рассказ «Анафема» Куприн ведь не является журналистским репортажем (бытовым очерком) о воскресном богослужении в поместном храме. В царское время власть предержащие запретили к публикации и распространению это литературное произведение, хотя в нём прямо не упоминался Л.Н. Толстой, отлучённый от Церкви.Кстати отметим, что сам Лев Николаевич по существу определения Синода не возражал. Однако, он сомневался в правильности синодального акта с точки зрения канонического церковного права. Графа Л.Н.Толстого уязвляло именно то, что об его отлучении не было громогласно объявлено со всех кафедр Русской Православной Церкви. Иначе говоря, он недоумевал, почему не произошло процедуры анафематствования, должной в таком случае. Свою позицию Толстой изложил в своей брошюре «Ответ Синоду».
Однако, уже в ту пору стало ясно сколь велика сила художественного слова прозаика Александра Куприна. Его писательская мистификация (игра ума) публичного провозглашения протодьяконом благопожелания «болярину Льву» в рассказе «Анафема» стала восприниматься за подлинное событие. Полагаем, что данное обстоятельство не понял или отверг протоиерей Михаил Ардов, в газетной заметке предъявив от себя и от своих (как он написал) «собратий» претензии к Куприну относительно рассказа «Анафема».
Свежие комментарии