Карл Генрих Маркс считал, что его идеи выстраданы историей и пустили глубокие корни. Ему было необходимо, чтобы люди восприняли его толкование истории и действовали соответственно. Его работы сформировали в философии диалектический и исторический материализм, в экономике – теорию прибавочной стоимости, в политике – теорию классовой борьбы.
Эти направления стали основой коммунистического и социалистического движения и идеологии.Труды Маркса являются составной частью человеческого познания. Марксизм породил знаменитые «измы» Ленина, Троцкого и Мао. Карл Маркс остается самым влиятельным политическим философом в всемирной истории.
О Марксе как выдающемся мыслителе и мировом политике написаны множество книг, эссе, статей. Сказаны убедительные и проникновенные слова о его роли в истории человечества XIX –XX веков. Также не будем повторяться в описании жизненного пути и научного творчества Карла Маркса. В юбилейный день важно отметить характерные свойства , внутренне присущие его незаурядной личности.
Воспроизведём свидетельства людей, прошедших по жизни рядом с Марксом, наблюдавших его в непосредственной близости, – родных, соратников по борьбе, ветеранов рабочего движения. Для нас особо ценны высказывания русских революционеров, которых лично знал Карл Маркс. Эти подвижники его радовали. Они были, по словам вождя Первого Интернационала, «действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические».
Некоторые воспоминания даны с незначительными сокращениями, не влияющими на общеесодержание конкретных текстов.
Вильгельм Блос, (1849-1927гг.), немецкий журналист, писатель-историк и политик.
Карл Маркс как человек
Я один «из немногих ещё живущих людей, лично знавших Маркса», написал о нём несколько слов в качестве личных воспоминаний. …Личность великого ученого и мыслителя оказала на меня в ходе многодневного общения с ним столь сильное влияние, что я представляю её себе и теперь со всеми характерными чертами. Мне было тогда 25 лет, а впечатления молодости, как известно, являются самыми сильными и прочными.
В широких кругах, в том числе и буржуазно-демократических, никогда не могли отрешиться от распространявшегося реакционной и либеральной прессой филистерского представления о Марксе как о в высшей степени фанатичном, неприятном и надменном человеке, который привык относиться ко всему с едкой, желчной иронией и злым юмором. К этому добавлялись ещё страшные сказки полицейского и неполицейского происхождения о заговорщической деятельности Интернационала, стремящегося к всеобщему кровавому перевороту и полному разрушению всякой культуры. ..
Можно с уверенностью сказать, что Маркс являлся полной противоположностью этим филистерским представлениям. Стройная и статная фигура, ясные черты одухотворенного лица, обрамленного густой белой гривой волос и бороды, чёрные как смоль усы; манеры и одежда изысканные и элегантные, здоровый цвет лица и розовые щёки таким тогда предстал он предо мной. Глядя на него скорее можно было подумать об истинно английском, чем о семитском происхождении. Он тогда страдал от карбункулов и болезни печени, но внешне это было не заметно. Сутью его натуры была подкупающая любезность и лучезарная весёлость, свойства, которые полностью соответствовали описаниям его нежной и сердечной семейной жизни. Когда я позднее познакомился с его супругой, то понял, что супружество этих исключительных людей, несмотря на невзгоды и временами крайнюю нужду, должно было оставаться идеальным.
Личность Маркса весьма выгодно выделялась на фоне некоторых «радикальных» социалистов, которые всегда вели себя так, как будто были свирепыми неумолимыми драконами, приставленными охранять нибелунгово сокровище социалистических принципов и яростно напускавшимися на всякого, кто обнаруживал хотя бы видимость различий во мнениях. В сравнении с такими людьми Маркс при всём его величии выглядел исключительно скромным и терпимым. общению, какое любил Маркс, относился также добрый глоток вина, как это явствует из его переписки с Энгельсом. Столь распространенную ныне тенденцию к полному воздержанию от алкоголя Маркс совершенно не разделял.
Быть может в этом изображении личности великого мыслителя кое-кто увидит противоречие с крайне острой, часто уничтожающей полемикой, которую Маркс вёл как против господствующих классов в целом, так и против отдельных лиц. Учитывая ярко выраженное чувство справедливости Маркса, взрывы его гнева вполне соответствовали поводам для этого. Он резко заклеймил старопрусскую реакцию за то, что она дважды изгоняла его с родины и в конце концов изгнала навсегда; стоит лишь вспомнить «Разоблачения о Кёльнском процессе коммунистов». Не менее резко заклеймил он французскую буржуазию, её преступления в отношении революционного Парижа. Буржуазная демократия ненавидела его за то, что он резко осудил Карла Фогта, но Фогт не только заслужил это, но сам вызвал Маркса на это, подло оклеветав его. И научный социализм должен быть бесконечно благодарен Марксу за его действия против бакунистского анархизма, ибо отважный вождь старого Интернационала предпочёл скорее взлететь в воздух вместе с кораблём, чем дать захватить его анархистам. Новейшие попытки оправдать Бакунина успеха иметь не будут.
Особенно резко высказался Маркс о Лассале. Лассаль вызвал у Маркса чувство отвращения тем, что влез со своим процессом графини Гатцфельдт в «Весну народов» и в революционное воодушевление этого периода. Маркс говорил о «в высшей степени грязных историях». Я был весьма горд тем, что учитель открыл мне, молодому любознательному человеку, свои потаённые мысли о Лассале, о котором тогда говорили постоянно и чьё имя пользовалось среди рабочих неслыханной популярностью. Может быть резкие оценки Маркса были вызваны также странными колебаниями Лассаля в конце жизни; во всяком случае, переговоры последнего с Бисмарком восторга у Маркса не вызвали.
Подведем итог. Человек, который отдал все силы своего великого ума служению рабочему движению, который вследствие этого прошёл через всевозможные страдания и нужду, который вёл столь беспощадную борьбу против классового господства, - этот человек отнюдь не был мрачным, высокомерным и отталкивающим фанатиком. Он дал социалистам прекрасный девиз для взаимоотношений между собой и с другими – «Истина, право и нравственность» и сам давал личный пример этого.
[Впервые опубликовано в журнале: «Die Glocke», Berlin, 1918, 4. V, Jg. 4, H. Перевод с немецкого]
Юлиус Вальтер, (ум. в 1867г.), вестфальский предприниматель и публицист, в середине 1840-х годов «истинный социалист».
Карл Маркс
Сейчас Марксу шестьдесят три года. Но у него стройная, выше среднего роста фигура, сильная и по-юношески гибкая; на крепкой шее - голова с крупными чертами лица и великолепным высоким лбом, седые кудри густыми, часто набегающими друг на друга волнами ложатся на могучие плечи, низко спадает снежно-белая борода, а из-под густых, ещё чёрных кустистых бровей светятся искрящиеся глаза. И сам Маркс так же интересен и привлекателен, как его внешность.
Это человек необычайно образованный, в равной степени глубоко и широко, великолепно эрудированный во всех областях науки. Сразу чувствуется, что ему есть что сказать, и он говорит прекрасно поставленным голосом, который повышает только тогда, когда выступает против воззрений, кажущихся ему ошибочными. Саркастически отзываясь о той или иной личности, он обволакивает острые шипы своих едких шуток мягким голосом, достигая этим ещё более сильного воздействия. Однако, развивая свои взгляды и излагая своё учение, он не становится в позу вещающего с кафедры пророка, и ему равно чужды как менторский тон, так и пафос ясновидца; он говорит легко и непринужденно, но всё же с артистической изысканностью, и точное слово, яркий образ, молниеносно вспыхивающая шутка всегда у него наготове. Если же он находится в обществе умной привлекательной женщины, - ведь женщины, как и дети, лучше всего вызывают на разговор и, так как общее становится для них понятным только в связи с личным, они всегда сводят разговор к задушевной беседе о личных встречах, - то Маркс пригоршнями черпает из богатой и хорошо устроенной сокровищницы своих воспоминаний. С любовью он обращается тогда к прошедшим дням, когда ещё романтика пела свою последнюю свободную лесную песню, а он, чернокудрый восторженный юноша, сидел у ног А. В. Шлегеля (знаменитый немецкий критик, историк литературы- ред.); как затем он завязал отношения с Беттиной (Беттина фон Арним (1785-1859), немецкая писательница, восторженная поклонница Гёте,- ред.) , «ребёнком», которая была тогда, конечно, уже бабушкой, и Гейне (немецкий поэт Генрих Гейне был далеким родственником Карла Маркса, с которым он дружил – ред.) приносил к нему в комнату стихи, на которых ещё не высохли чернила.
Маркс - великолепный рассказчик, он, как немногие, владеет даром фантазии, он - умный собеседник, блестящий диалектик, который умеет найти и теплый доверительный тон, он может взволновать, научить и увлечь, но его мечтательная натура, его философский критический ум, его артистические манеры, чистота всего его существа, кажется, не были предназначены для того, чтобы превращать тяжелые слитки его знаний в ходячую монету для толпы, чтобы возбуждать и вдохновлять на действия массы и раздувать тайно тлеющий огонь толпы в яркое, высоко взметающееся пламя. Бесспорно, он больше философ, чем человек действия, и способен быть скорее историком движения, возможно стратегом, чем рубакой.
Разумеется, мне и в голову не приходило давать характеристику Марксу-политику. Я хотел только несколькими легкими штрихами обрисовать человека, каким я его увидел, человека, который останется значительным навсегда.
[Впервые опубликовано в газете "Sprudel", Wien, 1875, 19. IX, N 29. Перевод с немецкого]
Джон Суинтон, английский журналист, корреспондент газеты «Sun»
Воспоминания о Карле Марксе
Одним из самых замечательных людей нашего времени является Карл Маркс, игравший загадочную, но, без сомнения, могущественную роль в революционной политике на протяжении прошедших 40 лет. Не стремящийся ни к внешнему эффекту, ни к славе, нисколько не интересующийся ни светской фанфаронадой, ни претензиями на власть, неторопливый и неутомимый, человек могучего, широкого и возвышенного ума, всецело погруженный в далеко идущие замыслы, логические методы, практические цели - Карл Маркс стоял и по сей день стоит за большим числом катаклизмов, сотрясавших народы и сокрушавших троны и теперь угрожающих и внушающих ужас коронованным особам и мошенникам, занимающим государственные посты, чем любой другой человек в Европе, не исключая и самого Джузеппе Мадзини.
Он проявил свой ум и качества, будучи студентом в Берлине, выступая с критикой гегельянства, редактируя газеты и сотрудничая в свое время в «New-York Tribune». Основатель и выдающийся ум некогда внушавшего страх Интернационала и автор «Капитала», Маркс был изгнан из половины европейских стран и объявлен вне закона почти во всех странах, последние 30 лет его убежищем был Лондон.
Он был в Рамсгете, знаменитом морском курорте лондонцев, когда я находился в Лондоне; там я и нашёл его в коттедже вместе с семьей из двух поколений. Изящная женщина с ликом святой, с мелодичным голосом, изысканно вежливая, встретившая меня у порога, очевидно, хозяйка дома и жена Карла Маркса. А этот шестидесятилетний любезный и добродушный человек с массивной головой, с благородными чертами и копной длинных густых непокорных седых волос, неужели Карл Маркс?
Его манера вести беседу напоминала сократовскую - такой она была свободной, широкой, такой творческой, острой и искренней, язвительно-насмешливой со вспышками юмора и задорного веселья. Он говорил о политических силах и народных движениях в различных странах Европы - о грандиозном духовном движении в России, об интеллектуальных сдвигах в Германии, о движении во Франции и застое в Англии. Он говорил с надеждой о России, философски о Германии, весело о Франции и хмуро об Англии, упоминая пренебрежительно об «атомистических реформах», на которые тратили своё время либералы в английском парламенте. Обозревая европейский мир страну за страной, обрисовывая характерные черты, события и личности - на поверхности и скрытые в глубине, - он показал, что ход вещей подводит к целям, которые, несомненно, будут осуществлены.
Мне часто приходилось удивляться, пока он говорил. Было очевидно, что этот человек, столь мало находящийся на виду, глубоко постиг современность и что от Невы и до Сены, от Урала и до Пиренеев он повсюду подготовляет почву для нового пришествия. Труд его и теперь не пропадает попусту, так же как и в прошлом, когда было вызвано так много желательных изменений, произошло столько героических сражений и здание Французской республики было воздвигнуто на завоеванных высотах.
По мере того как он говорил, становилось всё очевиднее, что заданный мной вопрос – «Почему вы теперь ничего не предпринимаете?» - был вопросом неосведомленного человека, причём таким, на который нельзя было дать прямого ответа. Когда я поинтересовался, почему его великий труд, «Капитал», из семян которого взошёл столь обильный урожай, не переведен на английский, как он уже переведен с немецкого оригинала на русский и французский, он, по-видимому, не мог ответить, но сказал, что получил предложение об английском переводе из Нью-Йорка. Он сказал, что эта книга всего лишь фрагмент, одна из частей работы в трёх частях, две из которых еще не опубликованы. Вся трилогия- «Земля», «Капитал», «Кредит»; последняя часть, сказал Маркс, широко иллюстрируется примером США, где кредит получил столь поразительное развитие.
Г-н Маркс наблюдает за развертыванием событий в Америке, некоторые его замечания о силах, играющих существенную роль в складывании американской жизни, вызывают размышления. Между прочим, упоминая о своём «Капитале», он говорил, что каждый, кто захочет читать его, найдёт французский перевод во многих отношениях выше немецкого оригинала. Г-н Маркс упоминал о французе Анри Рошфоре, а когда он говорил о некоторых своих уже умерших учениках, о бурном Бакунине, блестящем Лассале и других, я мог видеть, как глубоко размышлял он о людях, которые при данных обстоятельствах могли бы направлять ход истории.
Пока Маркс рассуждал, день близился к исходу и наступили долгие сумерки английского летнего вечера; он предложил прогуляться по приморскому городу, вдоль берега к пляжу, на котором мы увидели многие тысячи развлекающихся людей, главным образом детей. Здесь, на песках, мы нашли и его семейное общество: жену, которая меня уже приветствовала, двух его дочерей с детьми и двух зятьев (Женни и Шарль Лонге с детьми Жаном, Анри и Эдгаром, Лаура и Поль Лафарги –ред.), один из которых преподаватель Кингз-колледжа в Лондоне, а другой, кажется, литератор. Это была восхитительная компания - около десяти человек: отец двух молодых женщин, счастливых своими детьми, и бабушка этих детей, полная жизнерадостности и женской безмятежности. Карл Маркс нисколько не уступает самому Виктору Гюго в искусстве быть дедушкой, но он счастливее, ибо его замужние дети скрашивают его пожилые годы. К вечеру Маркс и оба его зятя разлучились с семьями, чтобы провести часок с американским гостем. Беседа касалась мира, человека, времени и идей, бокалы наши звенели над морем.
Поезд никогда не ждёт, а ночь была уже близка. Над размышлениями о суете и мучениях нашего века и прошлых веков, во время дневной беседы и вечерних сцен в моем уме зародился один вопрос - вопрос о решающем законе существования, на который я хотел получить ответ от этого мудреца. Спустившись до самых глубин языка и поднявшись до вершины выразительности во время наступившего молчания, я прервал революционера и философа следующими роковыми словами: «Что есть сущее?» . И, казалось, на мгновение ум его был обращен внутрь себя, пока он смотрел на ревущее море перед нами и беспокойную толпу на берегу. «Что есть сущее?» - спросил я, и он серьезно и торжественно ответил: «Борьба!». Сначала мне показалось, что я услышал эхо отчаяния, но, может быть, это закон жизни.
[Впервые опубликовано в газете "Sun", 1880, 6. IX и в книге: Swinton John. Current views and notes of forty days in France and England. New-York, 1880]
Марианн Комин, в 1880-х годах часто бывала доме К. Маркса, где нередко собираля снебольшой клуб любителей Шекспира
Мои воспоминания о Карле Марксе
Я сохранила живые воспоминания о моей первой встрече с доктором Карлом Марксом [...]
Я хочу рассказать о его доме, об этом человеке, которого я видела в кругу его семьи и друзей, с которым вела беседы в обстановке будничной жизни в течение его последних лет, о его добрых словах и щедром гостеприимстве, которые сохранились в моей памяти.
Это было в начале 1880-х годов. Будучи политическим эмигрантом, он нашёл прибежище в Англии и жил тогда на Мейтленд-парк-род. Моё знакомство с ним произошло в его собственной гостиной, во время собрания клуба почитателей Шекспира (Shakespeare Reading Club), называвшегося Догбери-клуб, душой которого была его младшая дочь Элеонора. Среди членов клуба были Эдуард Роуз, драматург, г-жа Теодор Райт, игру которой в «Привидениях» Ибсена вспоминают до сих пор, прелестная Долли Редфорд, поэтесса, сэр Генри Юта, Фридрих Энгельс и другие, каждый из которых получил определенную известность. Меня попросили прочесть слова юного принца Артура в «Короле Джоне», но эта часть роли принца была совсем незначительной, и моё внимание было сосредоточено не столько на произнесении слов принца, сколько на нашем хозяине, который сидел в другом конце длинной комнаты с нишей, исключительно мощная и выделявшаяся среди всех личность.
Его крупная голова была покрыта шапкой довольно длинных седых волос, которые гармонировали с косматой бородой и усами; взгляд его небольших чёрных глаз был острым, проницательным, саркастическим, в них искрился юмор. Нос трудно определимой формы и ни в малейшей степени не семитского типа. Он был среднего роста, но крепкого телосложения. Позади него, в углу на подставке, находился бюст Зевса олимпийского, с которым он, как полагали, имел некоторое сходство.
Рядом с ним сидела его жена - милая и очаровательная женщина. Говорили, что в молодости она была красавицей, но плохое здоровье и, вероятно, трудные времена наложили свою печать на её внешность. Увядшая кожа приобрела восковую бледность, под глазами багрово-коричневые пятна, и всё же вокруг неё царила атмосфера благородства, ощущалось её безупречное воспитание. Её девическое имя было Женни фон Вестфален, и в жилах её текла шотландская кровь, мне кажется, со стороны матери, которая происходила из рода Кэмпбелл.
Эти шекспировские чтения должны были проводиться раз в две недели, попеременно в домах различных членов клуба, но фактически они устраивались значительно чаще в доме Маркса, чем в других местах. Карл Маркс, как и остальные члены его семьи, был страстным почитателем поэта и любил слушать его пьесы. Поскольку он по вечерам выходил из дома очень редко, единственным местом, где он мог их слушать, был его собственный дом. Он никогда сам не читал ту или иную роль, что, может быть, было даже на пользу пьесе, ибо у него был гортанный голос и сильный немецкий акцент. Он охотно вступал в разговор о популярности Шекспира в Германии и её причинах. Элеонора всегда утверждала, что немецкое представление о драме гораздо ближе к английскому, чем французское. Непредубежденному человеку может показаться несколько несообразным, что члены Догбери-клуба после окончания серьёзного чтения завершали свои вечера играми и такими развлечениями, как шарады и dumb-crambo , главным образом ради удовольствия д-ра Маркса, - это можно было заключить из того, какую радость он при этом испытывал. Он был превосходным слушателем: никогда не высказывал своего критического отношения, всегда понимал шутки и так хохотал, если что-либо казалось ему особенно смешным, что слёзы текли у него по щекам. Он был старшим по возрасту, но по своему духу так же молод, как любой из нас. И его друг, верный Фридрих Энгельс, вёл себя столь же непринужденно.Энгельс выглядел много моложе Маркса, возможно, что это и на самом деле было так. Это был приятный мужчина, ещё не совсем седой, имевший привычку отбрасывать назад прядь гладких чёрных волос, иногда спадавшую на его лоб.
Д-р Маркс считал, что старение зависит во многом от силы воли. Он сам был, видимо, сильным человеком, ибо непрерывно трудился в своём кабинете большой, светлой комнате, расположенной по фасаду на втором этаже. Вдоль стен были выстроены простые деревянные книжные полки, в правом углу у стены стоял большой письменный стол. Здесь Маркс читал и писал целый день, а вечером, когда спускались сумерки, разрешал себе небольшую прогулку. Я представляю себе, что в это время на нём лежали огромные обязанности. Он держал в руках нити обширной сети европейского социализма, признанным вождём которого он был. Но несмотря на всё это, находил время и для изучения русского языка, которым начал заниматься только после 60 лет. Как я слышала от Элеоноры, к концу жизни он знал его вполне хорошо.
По воскресеньям в семье Маркса был официальный день приёмов, когда всякий мог прийти в дом, и доктор иногда откладывал на время свои занятия, чтобы занимать гостей. Он обычно спускался вниз к столу, который сервировался в столовой, расположенной на нижнем этаже, причем трапеза, казалось, продолжалась весь воскресный день. Он обладал прекрасным аппетитом и с удовольствием наслаждался едой, приготовлявшейся Еленой Демут, приятной пожилой экономкой, которая разделяла судьбу семьи Маркса вплоть до его смерти. Это была пожилая женщина с прекрасным цветом лица; она носила золотые серьги и покрывала волосы сеткой. Она сохраняла за собой право «говорить своё мнение откровенно» даже почтенному доктору. Её мнение воспринималось всеми членами семьи уважительно, даже с кротостью, исключением была Элеонора, которая часто возражала ей.
Относительно обедов. Я вспоминаю, как однажды в воскресенье пришла на обед с опозданием и получила за это серьёзный нагоняй от хозяина дома. В ответ на мои извинения он сурово покачал головой. «Это пустая трата времени указывать людям на их ошибки, надеясь, что словами можно исправить их» - произнес он своим гортанным голосом. – «Если бы они хоть задумались об этом! Но как раз этого-то они и не делают. Что составляет величайшее благо человека, самое ценное, что ему дано? Время. А посмотрите, как оно растрачивается. Ваше собственное время - ладно, об этом нет речи. Но время других людей - моё - боже! Какая ответственность». Я выглядела так, как и чувствовала себя, - жалкой. Но его гнев быстро рассеялся, и на лице заиграла обаятельная улыбка.
Карл Маркс очень любил собак, и три небольших существа, не принадлежавших к какой-либо особой породе (скорее это была смесь различных пород), занимали важное место в доме. Одного из них звали Тодди, другого Виски, имя третьего я не могу припомнить, но, кажется, оно тоже было как-то связано с алкоголем. Это были три общительных маленьких существа, всегда готовые затеять возню и очень ласковые.
Судя по книгам, плотно заполнявшим книжные полки, д-р Маркс должен был обладать широкими и разнообразными познаниями в области английской литературы, в том числе и художественной. Я однажды заметила у него на столе книгу сэра Чарлза Лайеля, а рядом с ней роман Булвер-Литтона «Пелэм, или Приключения джентльмена»...
Отношение д-ра Маркса к семье было поистине трогательным. Он был ласков и внимателен по отношению к жене, смерть которой, мне кажется, ускорила его собственную кончину. С Элеонорой он обращался с той снисходительной нежностью, какой награждают любимого, но изрядно своенравного ребёнка. Совершенно естественным было полное её взаимопонимание с отцом, политические убеждения которого она полностью разделяла. Она была, пожалуй, несколько нетерпимой к тем, чьи взгляды отличались от её собственных. Старшая из дочерей Карла Маркса, Женни, вышла замуж за г-на Лонге, известного французского журналиста. Вторая дочь д-ра Маркса, Лаура, считалась самой красивой в семье. Когда я встретилась с ней, её красота уже начала увядать, но она была ещё привлекательной и отличалась очаровательными манерами. Она была женой Поля Лафарга, члена французской палаты депутатов и принадлежавшего также к одной из самых старинных семей Франции
В последний раз я видела д-ра Маркса, когда он лежал в гробу, с руками, скрещёнными на груди - боец, доблестно сражавшийся до тех пор, пока оружие не было выбито из его рук силой большей, чем его собственная. Замечательно спокойным было его лицо, морщины сгладились, старость, казалось, отступила, все следы страдания стерлись. Осталась спокойная и величественная мощь.
Я мало знаю о трудах Карла Маркса, даже не читала «Капитала», но думаю, что ради справедливости и памяти о нём надо твердо помнить, что он не был лидером-демагогом, который, с одной стороны, боролся за интересы пролетариата, а с другой - за свои собственные. Он не был человеком, который извлекал выгоду или наживал деньги с помощью своих взглядов. Напротив, ради своих убеждений он отказался от обычных благ, которые даёт университетская карьера, он вынес изгнание, злобную клевету и сравнительную бедность; до конца своих дней он не переставал трудиться ...
[Впервые опубликовано в журнале "The Nineteenth Century and after", London, 1922, N 539, Vol. XCI]
П. В. Анненков, (1813/1812)—1887гг.), русский литературный критик, внёс большой вклад в знакомство передовой русской интеллигенции с идеями марксизма
О К. Марксе
Сам Маркс представлял из себя тип человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения, - тип, крайне замечательный и по внешности. С густой чёрной шапкой волос на голове, с волосистыми руками, в пальто, застёгнутом наискось, он имел, однако же, вид человека, имеющего право и власть требовать уважения, каким бы ни являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были угловаты, но смелы и самонадеянны, все приёмы шли наперекор с принятыми обрядами в людских сношениях, но были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шёл удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые произносил[...] Контраст с недавно покинутыми мной типами на Руси был наирешительный.
[Из очерка «Замечательное десятилетие» .Впервые опубликовано в журнале "Вестник Европы", СПб , 1880, апрель, кн. 4]
Франциска Кугельман, дочь друга К.Маркса Людвига Кугельмана
Штрихи к характеристике великого Маркса
Не только в домашней обстановке, но и в кругу знакомых …Маркс был скромен и любезен, принимал во всем участие, и когда кто-нибудь особенно нравился ему или когда он слышал оригинальное замечание, он вставлял в глаз монокль и весело, с живым интересом смотрел на этого человека. Он был несколько близорук, но очки носил только при длительном чтении или письме.
Сентиментальность, эта карикатура на истинное чувство, глубоко претила Марксу. При случае он цитировал слова Гёте: «Я никогда не был высокого мнения о сентиментальных людях, в случае каких-нибудь происшествий они всегда оказываются плохими товарищами». Очень часто, когда при нём кто-нибудь проявлял преувеличенную чувствительность, он приводил стихи Гейне:
Дружбу Маркс считал священной. Однажды один посетивший его товарищ по партии позволил себе заметить по адресу Фридриха Энгельса, что последний как состоятельный человек мог бы сделать больше для освобождения Маркса от тяжёлых материальных забот. Тогда Маркс резко перебил его: «Между Энгельсом и мной существуют такие близкие и задушевные отношения, что никто не вправе вмешиваться в них».
То, с чем он не соглашался, он в большинстве случаев опровергал в шутливой форме, да и вообще он никогда не прибегал к грубому орудию защиты и даже в самой ожесточённой борьбе пускал в ход тонкое лезвие кинжала, которое, однако, очень метко разило врага.
Поистине не было такой области знания, в которую он не проник бы глубоко, такого искусства, которым бы он не восторгался, красоты природы, которая не захватывала бы его целиком. Но ему были противны всякая ложь, пустословие, хвастовство и лицемерие.
Маркс всегда был весел, любил пошутить и посмеяться и ничто ему так не докучало, как бестактные требования случайных собеседников рассказать что-нибудь о его учении, на это он никогда не соглашался. В семейном кругу он называл подобную назойливость праздным любопытством. Но это случалось довольно редко.
Однажды один господин спросил его, кто же будет чистить сапоги в государстве будущего. Маркс с досадой ответил: «Это будете делать вы!». Бестактный господин смущенно замолчал. Это был, вероятно, единственный случай, когда Марксу не хватило выдержки. Когда гость ушёл, моя мать прямодушно сказала: «Я не хочу защищать этого господина с его дурацкими вопросами, но когда вы отвечали, я подумала - даже лучше, что он промолчал, а, например, не возразил, что не чувствует в себе призвания к чистке сапог». И когда Маркс признал её правоту, она добавила: «Но и вас я не могу представить во времена всеобщей нивелировки, потому что у вас исключительно аристократические склонности и привычки». «Я тоже не могу, - ответил Маркс. - Эти времена придут, но нас уже тогда не будет».
Не только в области науки и изобразительного искусства, но и в области поэзии у Маркса был тончайший вкус, его начитанность и память были одинаково поразительны. Он не только разделял восхищение великими поэтами греческой классической древности, а также Шекспиром и Гёте, но к его любимцам принадлежали также Шамиссо и Рюккерт. Из Шамиссо он цитировал трогательное стихотворение «Нищий и его собака». У Рюккерта он восторгался художественным мастерством, ему нравились также его «Макамы Харири», превосходно переведенные с персидского; по своей оригинальности они вряд ли могут быть сравнимы с чем-либо другим. Много лет спустя он подарил их моей матери на память об этом времени.
У Маркса были редкие способности к языкам. Кроме английского он владел французским настолько, что сам переводил «Капитал» на французский язык; греческий, латинский, испанский и русский языки он знал так, что мог, читая вслух, тут же переводить с этих языков на немецкий. Русский он выучил совершенно самостоятельно, «чтобы отвлечься» в то время, когда его мучил сильный карбункулез.
Маркс находил, что Тургенев особенно верно изобразил своеобразие русского народа с его славянской сдержанной эмоциональностью. Он считал, что вряд ли кто из писателей превзошёл Лермонтова в описании природы, во всяком случае редко кто достигал такого мастерства. Из испанцев он особенно любил Кальдерона. У него были с собой некоторые произведения Кальдерона, и он часто читал их вслух.
Мой отец считал, что Маркс очень похож на этого Зевса, и многие были согласны с ним. У обоих могучая голова с копной курчавых волос, великолепный лоб со складкой мыслителя, повелительное и в то же время доброе выражение лица. Мой отец находил у Маркса, как и у своих любимых олимпийцев, бодрое и жизнеутверждающее спокойствие души, которой были чужды всякая рассеянность и смятение. Он охотно вспоминал один меткий ответ Маркса на брошенный упрек, что «классические боги - символ вечного покоя, чуждого страсти». Наоборот, сказал он, - в них вечная страсть, чуждая беспокойства. Когда же речь заходила о партийной политической деятельности, мой отец мог очень взволнованно осуждать тех, кто втягивал Маркса в свои беспокойные дела. Ему хотелось, чтобы Маркс, подобно олимпийскому повелителю богов и людей, ограничивался тем, что метал свои сверкающие молнии, а при случае и громовые стрелы, но не расточал своего драгоценного времени на повседневную суету. Так очень быстро летели дни в серьезных разговорах и в шутках. Сам Маркс не раз называл это время «оазисом в пустыне своей жизни».
[Впервые опубликовано на русском языке с сокращениями в книге: Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М., 1956 и на языке оригинала в книге: Mohr und General. Berlin, 1970]
Д. И. Рихтер, ( 1853 – 1885гг.), немецкий социал-реформист
Из воспоминаний «Житейские встречи»
Маркс, был дома, по своему обыкновению сидел в кабинете. Кабинет его занимал большую комнату в 3 или 4 окна, выходивших на улицу. Убранство самое простое: вдоль стен полки с книгами, почти посреди комнаты небольшой, очень простенький письменный стол, несколько кресел и стульев, не помню даже, был ли там диван и картины или портреты на стенах. Одно мне бросилось в глаза: на камине стояла в простенькой рамочке фотография Н. Г. Чернышевского, копия с известной его фотографии, снятой ещё до ссылки. Это, как мне впоследствии сказал Маркс, подарок одного из его русских друзей, вероятно, Г. А. Лопатина.
Сам Маркс по своей внешности не мог не произвести впечатления. Среднего роста, довольно коренастый пожилой человек (ему тогда было 57 лет), с лёгкой проседью на покрытой шапкой чёрных волос голове.
[Впервые опубликовано в газете «Неделя», М., 1965, 24-30 января, № 5]
Г.А.Лопатин, (1845— 1918гг.), русский политический деятель, революционер, член Генерального совета I Интернационала, один из авторов первого перевода «Капитала» Карла Маркса на русский язык
О встречах с Марксом
Первая черта, отмечаемая в Марксе, - это полное отсутствие той профессорской складки, которая сказывается у столь многих «знаменитостей» в обращении с молодежью и вообще «простыми смертными». «Железные» сарказмы Маркса, отмечаемые его биографами, направлялись лишь против «врагов». В беседе с «другом» были блестки иронии, была добродушная усмешка, - но ничего расхолаживающего, «железного» не чувствовалось. А главное - всегда сам Маркс весь отдавался своей мысли по существу, и беседа шла именно так - по существу предмета, и если собеседник им серьёзно интересовался, то устанавливалось как бы равенство в отношениях, безотносительно к рангам и степени обладания предметом. (У Фридриха Энгельса эта черта не так была заметна.)
Живой, обширный, вечно деятельный ум Маркса действовал на собеседника, как кремень на огниво; он вызывал к жизни в уме собеседника идеи, которые, быть может, остались бы иначе под спудом. Уходя от Маркса, люди сами иногда удивлялись, что, по-видимому, подсознательным процессом мысли, уже раньше успели подумать по иным вопросам - без собственного ведома...
Иногда старый учёный брал меня, юношу, с собой на послеобеденную прогулку. Ходили в отдалённые концы Лондона. Беседа не прерывалась ни на секунду. Самые разнообразные темы входили сюда: и мировая литература, которую Маркс не по-дилетантски, а серьёзно, изучал на всех «двунадесяти» языках, которыми владел в совершенстве; и история, не только фактической и прагматической своей стороной пристально изученная Марксом, но даже в области всяких анекдотов и «сплетен...».Маркс всё знал и из всего извлекал ценные выводы. Что же говорить о годах и эпохах, им лично пережитых: тут его осведомлённость в области общественных и политических фактов, как и в области лично биографической, была совершенно исключительною.
Сам редкостный полиглот, Маркс добродушно относился к затруднениям своего собеседника, когда тот ни на одном из трёх иностранных языков, которыми одинаково плохо тогда владел, не умел выразить своей мысли и прибегал к мимике, к методу экологии и к «щелканью пальцами», - тому вечному жесту людей, когда они не находят нужного слова.
[Впервые опубликовано в книге: Русские современники о К Марксе и Ф Энгельсе. М., 1969]
М.М.Ковалевский, (1851-1916гг. ), русский учёный, историк, юрист, социолог и общественный деятель, один из руководителей русского масонства
Встречи с Марксом (Из работы «Две жизни»)
В Лондоне в первую зиму мне пришлось быть у Маркса всего несколько раз. Он жил неподалеку от Regent's Park или, точнее, его продолжения, известного под названием Maitland Park, в полукруглом сквере (Crescent). Я помню ещё номер его жилища - 41. Маркс занимал весь дом. В первом этаже помещалась его библиотека и гостиная. Здесь обыкновенно он и принимал своих знакомых. В это время две его старшие дочери -Женни и Лаура - были уже замужем. Одна вышла за члена Парижской коммуны Лонге, другая - за известного теперь писателя Поля Лафарга; младшая - Элеонора, которую дома звали Тусси, - увлекалась в это время театром, игрою Ирвинга в шекспировских пьесах и одно время думала посвятить себя сцене.
Маркс работал в это время над вторым томом своего трактата «Капитал», намеревался отвести в нём значительное место порядку накопления капиталов в двух сравнительно новых странах - Америке и России, получал поэтому немало книг из Нью-Йорка и Москвы. Его можно было считать полиглотом. Он не только свободно говорил по-немецки, по-английски, по-французски, но мог читать на русском, итальянском, испанском и румынском языках. Читал он массу и нередко брал у меня книги, в том числе двухтомный трактат по истории земельной собственности в Испании и известное сочинение Моргана «Древнее общество», привезённое мною из моего первого путешествия в Америку. Оно доставило материал для наделавшей шум брошюры Энгельса «О происхождении семьи, частной собственности и государства».
Знать Маркса - значило быть также приглашаемым на воскресные вечера у Энгельса, нажившего значительное состояние в Манчестере, где у него была фабрика, и охотно принимавшего у себя и членов семьи Маркса, и посторонних посетителей, по преимуществу немцев. Сам Маркс допускал к себе посторонних людей с разбором. Многие из известных европейских писателей, в том числе Лавеле, тщетно выражали ему желание вступить с ним в личное знакомство. Он сторонился от них, жалуясь на нескромность газетных и журнальных интервьюеров, раз они являлись его идейными противниками. Из англичан он был в хороших, но всёё же далеких отношениях с некоторыми членами кружка позитивистов.
Будничные дни Маркса уходили на работу. Он отводил сравнительно небольшое число часов на корреспонденции в нью-йоркскую газету «New-York Daily Tribune».( Здесь ошибка: Маркс перестал сотрудничать в этой газете в 1862 г. -ред.). Остальное время он сидел дома за пересмотром и исправлением уже написанных частей своего сочинения. Его библиотека, помещавшаяся в комнате в три окна, была составлена исключительно из рабочих книг, которые нередко в большом беспорядке разбросаны были на письменном столе и креслах. Иногда мне приходилось заставать его за работой, и Маркс до такой степени был погружен в неё, что ему не сразу удавалось перейти на разговор о чем-то другом от предмета, непосредственно овладевшего его вниманием.
В воскресенье он любил гулять в парке с семьей, но и во время этих прогулок темой для разговоров служили нередко вопросы, весьма отдалённые от действительности. Это не значит, однако, чтобы он не увлекался политикой. По целым часам он сидел за чтением газет, и не только английских, но всего мира. Я однажды застал его за чтением «Romanul» и имел возможность убедиться в том, что он вполне свободно справляется с мало кому доступным румынским языком.
Отношение Маркса к России, несмотря на увлечение русской молодежи его сочинением и на то обстоятельство, что, за исключением Германии, он нигде при жизни не пользовался таким успехом, как в нашей среде, ничем существенно не отличалось от тех предубеждений, какие питали к ней революционеры 1848 г., видевшие в России оплот всякой реакции и гасителя демократических и либеральных вспышек. Маркс сам не прочь был сознаться, что его до некоторой степени поражает то признание, какое он встречает в среде моих соотечественников. П. Берлин приводит следующий интересный отрывок из его переписки с Кугельманом.( Кугельман Людвиг, ( 1830 – 1902гг.),немецкий врач, участник революции 1848 - 1849гг. в Германии, член I Интернационала; друг Маркса и Энгельса ).В октябре 1868 г. Маркс пишет своему другу: «Ирония судьбы такова, что русские, против которых я уже двадцать пять лет выступал не только на немецком, но и на французском и английском языках, всегда были моими доброжелателями. В 1843- 44гг. в Париже русские аристократы носили меня на руках. Мое сочинение против Прудона, то есть «Нищета философии», вышедшее в 1847г., как и изданная Дункером «Критика политической экономии» от 1859г., не нашли нигде большего сбыта, чем в России. Упоминая о своей «карьере» в Германии, Маркс часто говорил, что буржуазные экономисты «замолчали на смерть» (todtschwiegen) его сочинения, и очень радовался интересу к нему, проявленному в России.
Отношение Маркса к русскому революционному движению того времени было, конечно, сочувственное. По выражению Лопатина, он соединял с научной объективностью дух подлинного революционера. Каждый террористический акт, не находя в его миросозерцании теоретического оправдания, - глубоко волновал его и встречал живое сочувствие. Остановлюсь на известном письме Маркса к Михайловскому по вопросу о возможности для России миновать капиталистическую стадию развития...Письмо это было передано именно через Лопатина. Он дает такие комментарии к нему. В беседах Маркс допускал известное уклонение от европейского пути развития, если бы революционерам путем политического переворота удалось осуществить радикальную аграрную реформу. Иначе дело должно пойти тем же путем, что и у прочих грешных наций.
Автор «Капитала» вёл, в общем, замкнутую жизнь. Она всецело уходила на научную работу, задачи которой Маркс понимал весьма широко. Ему сплошь и рядом приходилось посвящать недели и месяцы чтению сочинений по экономической истории, в частности по истории землевладения, которые имели лишь косвенное отношение к его главной теме. Он возобновил также занятия математикой, дифференциальными и интегральными вычислениями для того, чтобы сознательно отнестись к только что возникавшему тогда математическому направлению в политической экономии, во главе которого мы находим ныне таких ученых, как Эджворс, и каким во времена Маркса являлся уже Джевонс. Начитанность автора «Капитала» в экономической литературе, в частности в английской, была громадна; но её нельзя сравнить с той «Belesenheit» (начитанностью-ред.), какой блещут немецкие профессора.
Большинство имеет неверное представление о психологии человека, который проповедовал классовую борьбу, как единственное средство для рабочих достигнуть общественной справедливости - той «social justice», о которой напоминал англичанам XVIII в. пользовавшийся сочувствием Маркса Годвин.
Обыкновенно рисуют себе Маркса мрачным и высокомерным отрицателем буржуазной науки и буржуазной культуры. На самом же деле это был в высшей степени воспитанный англо-немецкий джентльмен, вынесший из тесного общения с Гейне весёлость, связанную со способностью к остроумной сатире, человек жизнерадостный благодаря тому, что личные его условия сложились как нельзя более благоприятно. Маркс в большей степени, чем кто-либо из людей, с какими мне приходилось встречаться в моей жизни, не исключая даже Тургенева, имел право говорить о себе как об однолюбе.
Мои воспоминания о Марксе относятся к эпохе, следовавшей уже за выходом его наиболее полного и законченного труда: первой части «Капитала». Маркс вступил уже в это время в седьмой десяток, но сохранял ещё всю свою бодрость и жизнерадостность.
За два года моего довольно близкого общения с автором «Капитала» я не припомню ничего, хотя бы издали напоминающего то третирование старшим младшего, какое я в равной степени испытывал в моих случайных встречах и с Чичериным, и с Львом Толстым. Карл Маркс в большей степени был европейцем и хотя, может быть, не высоко ценил своих «друзей только по науке» (scientific friends), предпочитая им товарищей в классовой борьбе пролетариата, но в то же время был настолько благовоспитан, чтобы не проявлять этих личных пристрастий в своём поведении. На расстоянии двадцати пяти лет я продолжаю сохранять о нём благодарную память, как о дорогом учителе, общение с которым определило до некоторой степени направление моей научной деятельности. С этим представлением связано и другое, а именно то, что в его лице я имел счастье встретиться с одним из тех умственных и нравственных вождей человечества, которые по праву могут считаться его великими типами, так как в своё время являются самыми крупными выразителями прогрессивных течений общественности. Спенсер и Маркс до некоторой степени могут считаться по отношению друг к другу антиподами. Один стоял на страже индивидуальности, другой поднимал голос в защиту прав трудящихся масс. Оба были наиболее последовательными и резкими выразителями тех двух направлений, гармоническое сочетание которых одно может обеспечить, в моих глазах, счастливое развитие человечества.
[Впервые опубликовано в журнале "Вестник Европы", СПб., 1909, июль, кн. 7]
Свежие комментарии