Балаклава
В своей заметке о Куприне протоиерей Ардов не преминул «припечатать» писателя пошлым анекдотом о нём. Будто бы «пьяноватый» Куприн отправил царю Николаю Александровичу телеграмму о якобы выходе из состава империи маленького городка, провозгласившего свою самостоятельность.На что государь в ответ приказал тамошним полицейским чинам следить, чтобы литератор Куприн не только пил, но закусывал.
Следует сказать, что эту фривольную байку о Куприне протоиерей, похоже, позаимствовал у известного писателя, журналиста и мемуариста Н.К.Вержбицкого (1879-1973гг.). Александра Ивановича и Николая Константиновича связывала тесная и многолетняя дружба, Куприн часто гостил и порой жил в доме радушного друга. Уже в советское время, в 1961г. в Пензенском книжном издательстве, Вержбицкий выпустил свою книгу очерков «Встречи с А.И. Куприным». В этой книге имеется более развернутое описание упомянутой комической легенды, вроде бы связанной с молодым начинающим писателем Куприным, бывшим как-то летом в Крыму.
Однако, многое в пересказе Вержбицкого о той ситуации настораживает и порой вызывает недоверие. Автор эту части своего очерка начинает словами - «Рассказывали (?!- ред.) будто он, …». Следовательно, Вержбицкий излагает услышанное от вторых (третьих и далее) лиц. В последующем его повествовании отсутствует какая-либо конкретика описываемого события. Имеются лишь нейтральные реперные точки рассказа: Крым, Балаклава, крымский дворец царя, молодой начинающий писатель, обед на именинах известного художника. Бессмысленно догадываться о дате (год,день), месте и невесть каких участниках-свидетелях случившегося.
Тем не менее, трудно представить, как на местной почте в далёкой провинции некая малоизвестная личность запросто отправляет царю открытым текстом телеграмму об антигосударственной крамоле. Невероятно, чтобы государь мог так находчиво сострить, пусть даже в ответ на шутку подвыпившего человека. И неужто отправитель набатной телеграммы в царский дворец указал обратный адрес послания - дом пригласившего его именинника-художника. По рассказу, ещё до окончания того праздника к дому художника подъехал полицейский чин «с поручением царствующей особы с повелением». Писателю Куприну «предписывается … во время выпивки как можно лучше закусывать и больше не делать глупостей» и хозяину дома - «Пожалуйста, никуда его не выпускайте до полного отрезвления».Констатируем, что ни сам А.И.Куприн, ни многочисленные исследователи его литературного творчества, ни просто близкие знакомые писателя не оставили сколь – нибудь внятных воспоминаний или комментариев по поводу случая с телеграммой царю. Выскажем своё мнение (суждение ) на данный счёт.
Вся эта необычная история, прикладываемая к Александру Ивановичу Куприну, является литературным казусом, творческой мистификацией самого писателя. В бойком и безудержном художественном воображении мастера словесной прозы сплелись в единую картину воспоминания о разных фактах, явлениях и переживаниях его личной жизни. Они невольно сконцентрированы вокруг Балаклавы, маленького рыбацкого посёлка близ Севастополя в Крыму.
В Балаклаве Куприн один (часто с женой) периодически бывал и жил летом в 1904-1909гг. Приезжал в этот с прекрасным климатом живописный уголок Крымского причерноморья отдыхать и творчески работать над литературными рукописями. Здесь Куприн сдружился с местными рыбаками, гордыми и мужественными людьми, которые умеют спокойно переносить невзгоды и привыкли к опасностям.С ними он часто выходил на шхунах ловить кефаль в открытое ветрам, неспокойное море. Писатель настолько полюбил Балаклаву, что даже решил поселиться здесь. Присмотрел и купил небольшой участок земли, на котором посадил деревья и развел виноградник. В тихой Балаклаве Куприну довелось окунуться в бурные события ноября 1905г. Тогда в Севастополе вспыхнуло восстание черноморских моряков. Лейтенант Шмидт на крейсере «Очаков» поднял флажковый сигнал «Командую флотом» . На «Очакове» и других, примкнувших к мятежу кораблях, взвились красные флаги. Не получив ответа на ультиматум о сдаче, верные царю войска обстреляли восставшие корабли из тяжелых береговых орудий. Мятеж на черноморском флоте был жестоко и кроваво подавлен. Куприн был в те дни в Севастополе. Его потрясло увиденное. Он тут же написал и послал в редакцию петербургской газеты «Наша жизнь» большую и жёсткую корреспонденцию. Появившийся в печати 1 (14) декабря 1905г. номер газеты со статьей Куприна по распоряжению правительства был немедленно изъят и уничтожен. Через неделю на устроенном в здании городского собрании Севастополя вечере Куприн выступил с чтением своих стихов демонстративно-революционного характера. На другой день, 6 (19) декабря вице-адмирал Чухнин отдал приказ о высылке писателя из пределов севастопольского градоначальства в 24 часа. Одновременно Куприна привлекли к уголовной ответственности за опубликование « порочащей» корреспонденции. Также ему не разрешили строить дом и постоянно жить в Балаклаве. Впоследствии Куприн с семьёй поселился в дачном местечке Гатчина под Петербургом. Но, на всю жизнь писатель сохранил тёплые чувства к крымской Балаклаве и балаклавским «листригонам».
Итак, силой художественного воображения писателя Куприна накопленные им наблюдения, факты и чувственные впечатления преломились в потенциальный литературный материал. Крейсер «Очаков» с восставшими матросами предстал городком Балаклавой, где живут гордые и крепкие духом люди, русские и греки -рыбаки. Поднятый на «Очакове» флажковый сигнал «Командующий здесь» ассоциировался с объявлением самостоятельности (автономии) крейсера от царского управления флотом. Телеграмма, отправленная в крымскую резиденцию царя, стала напоминанием о грозных севастопольских событиях ноября 1905г. Кажется, мысленно конструируя подобную историю Куприн таким образом намеревался удовлетворить свою личную обиду от бессрочного запрета жить в Балаклаве.
Есть основание думать, что эту писательскую заготовку Куприн опробовал как устный рассказ во время одной из многочисленных дружеский посиделок (вечеринок), позабавив слушателей сюжетом о телеграмме царской особе. Живость повествования и непосредственность тона балагура убежали в достоверности изложенного. Возможно поэтому застольный экспромт запомнился и получил самостоятельное существование.
Иногда на Куприна находило непреоборимое желание примерить на себя все земные и небесные соблазны и побуждения , чтобы испытать слабый человеческий дух. Хорошо знавшие Александра Куприна отмечали его склонность к искромётной и весёлой выдумке, импровизации на всякую тему и в любой обстановке. Он мог сочинять байки на одном дыхании. Один пример. В той же упомянутой книге Николай Вержбицкий воспроизвёл поучительный случай, свидетелем и участником которого он был. Как-то в своём гатчинском доме Куприн принимал гостя - английского писателя А. Гаррисона, переводившего купринскую повесть «Суламифь». В присутствии Вержбицкого между англичанином, хорошо знавшим русский язык, и хозяином дома состоялся оживлённый разговор. Дотошному и внимательному визитёру Куприн подробно рассказывал о множестве испробованных им профессий, о своих неизменных странствиях по России, о странных и забавных происшествиях в его непростой экстраординарной биографии. После ухода Гаррисона Купин, как бы продолжая свои житейские воспоминания, поведал Вержбицкому об одном случившимся с ним эпизоде.
В молодые годы, живя в Киеве, он решил однажды испробовать себя в качестве вора-домушника. Не с корыстными целями, а, главным образом, чтобы испытать душевное состояние тайного похитителя чужой собственности. Выбрал место и время, взломал дверь, отобрал вещи, уложил их в чемодан, но... вынести их не хватило решимости. «Помешала проклятая рефлексия!- объяснил Александр Иванович.- И до такой степени, что ноги сделались словно из ваты!.. Бросил чемодан и выбежал на улицу». Увидев на лице Вержбицкого недоумение от услышанного, Куприн от души расхохотался. Вся эта история им была придумана тут же, что называется, не сходя с места. В ответ на вопросительный взгляд собеседника Куприн сказал: « Воображаю, какую физиономию скроил бы господин Гаррисон, если бы я рассказал ему про этот чемодан и предложил включить его в мою биографию!». Оказалось, выданным Вержбицкому экспромтом Куприн решил забавно потешить свое воображение, представив мысленно, как отреагировал бы на это неожиданное признание чопорный и доверчивый англичанин? У Куприна чудачеств такого рода было много.
Примечательно, в пересказе Вержбицкого свой монолог Куприн начинает словами: «В молодые годы, живя в Киеве…». Буквально с тех же выражений завязывается анекдот о Куприне, пославшем телеграмму в крымскую резиденцию царя: « он, когда еще был молодым, начинающим писателем, явился в Крыму на именины к одному известному художнику». Налицо один и тот же писательский приём, применяемый Куприным для литературной завязки схожих завлекательных повествовательных сюжетов.
Похоже, протоиерей Ардов поверил в потеху про Куприна, будто бы на свою скандальную телеграмму царю получившего ответное предписание не только пить, но и закусывать. Так клирик-колумнист оказался в положении «чопорного и доверчивого» англичанина А.Гаррисона.
Свежие комментарии